Он бежал, наступая на твердую поверхность старых канализационных труб. Эхо шагов разносилось по длинному, казалось бесконечному пути, ведущему на другую сторону реки. «Счастье, оно так близко». Не останавливаться, только вперед, стараясь оставить прошлое далеко позади. Себя заставляли не оборачиваться. Достаточно замедлить шаг, что бы начать сомневаться в своем выборе и повернуть назад, ради одного единственного человека. «Мне стоит только дотянуться рукой». Он увидел, как дрогнула во взгляде, холодная сталь. Сколь теплыми стали серые льды, превращаясь в открытый океан. Слово способно исцелять, но так же сильно ранить. «Друг, прости меня... за то, что вынужден был сказать». Бег стал более стремительным, стены сжимались вокруг, изнутри давило отчаянием. «Прости за то, что тебе снова приходится переживать». Несколько долгих минут перед тем, как через потолок старого тоннеля, стали прорываться серебристые лучи света. Внутри них, яркими звездами, сверкали мелкие капли идущего дождя. «Просто живи. Сражайся до самого конца, за свободу, за своё счастье, за своих близких... будь собой, и никогда не сдавайся». Тяжелая дверь сорвалась с петель, проржавевший металл поддался, отпуская в объятия грозы. Вперед вела долгая дорога, а где-то далеко горели теплые огни. «Я скоро... приду домой».

- Пап. - Звонкий голосок, маленькой девочки, которой всего десять или девять лет. Выбежав в коридор, обнимая свою любимую игрушку, она быстро осмотрелась по сторонам своими внимательными серыми глазами. Черные длинные волосы собраны в тугой хвостик и блестят серебром на свету. – Паааап! – Уже более раздраженно протянула малышка, наконец-то находя своего отца в другой комнате, где тихо играла музыка. Алан не молод, пережитое оставило седину на его коротких, вечно взъерошенных волосах. Движения были усталыми, немного тяжелыми. Сердце сжималось от вины, понимая собственных, совершенных некогда ошибок, которые уже невозможно исправить. Грызло странное чувство, которое пришло именно сейчас, напоминая о последствиях, своего выбора.
- Да, милая? – С добродушной улыбкой произнес Алан, не отвлекаясь от коробки, наполненной вещами. Руки сами тянулись разбирать одежду, что бы как-то отвлечься от неприятных мыслей. По счастью, рядом всегда была маленькая дочь, ради которой стоило жить, а со стороны кровати, одиноко стоя на полке, наблюдала за своей семьей Саманта. В коричневой рамке, от неё осталась только фотография.
- Пап. – Виновато начала девочка, подходя ближе и тыкаясь носом в бок своего отца, вовсе скрыла несчастное личико за одеждой. - Я потеряла коробку с твоими носками.
Не сдержав смеха, Алан прижал к себе маленькую дочку, растрепав ей волосы. Он постоянно терял пару к своим носкам, а в несчастную коробку закинул то, что смог найти среди общего бардака при столь быстром сборе вещей.
- Ну, теперь твой папочка будет ходить босиком, не вижу ничего страшного. – Пожал плечами Алан, посмотрев на уже повеселевшую Хилари. Затем хитро подмигнул и немного игриво добавил. - Либо он наденет твои.
- Нууу! – Сразу надули губки в ответ, стукнув любимого папочку игрушкой несколько раз, таким образом, выражая своё наигранное недовольство. Пришлось закрываться руками, дабы избежать жестоких нападений плюшевого тигра.
- Да шучу я, шучу! – Поспешно произнес Алан, отмахиваясь от грозного зверя. Хилари пинала не долго, вскоре она состроила довольную мордочку и мило смотрела на отца, что забеспокоился о состоянии малышки. - Хочешь есть? С этим переездом даже покормить тебя нормально не успел. – Девочка поспешно кивнула в ответ, она бы с радостью сделала себе что-то поесть, но почти ничего не может найти среди большого количества коробок. Отец сам не мог вспомнить, куда именно успел положить первый пакет из магазина, он так спешил разгрузить вещи, что забыл про остальные мелочи. - Поищи печенье на кухне, в одном из ящиков. Там еще яблоко было, недалеко от холодильника.
- Ага! – Малышка поспешно кивнула, убегая на кухню. Перебирая каждое темное местечко, где могла спрятаться вкусная еда, она наконец-то нашла хрустящее печенье. – Пап. – Недолго отец пробыл в тишине, Хилари принесла тарелку, наполненную сладостями и два стакана сока. Она заметила, что Алан выглядит немного грустным, потому была рада, когда увидела благодарную улыбку на его лице. - Когда мы перестанем переезжать? – Осторожно спросила малышка, после небольшой паузы.
Отец подавился соком, посчитав вопрос неожиданным. Он надеялся, что больше его никогда не станут об этом спрашивать. - Если бы я знал. – Увидев разочарование на лице Хилари, он крепко обнял её, стараясь приободрить. - Не волнуйся, все еще образуется.
Послышался настойчивый стук в дверь, со стороны улицы. Алан удивленно вскинул бровь, никто не должен приходить к ним столь поздно. Волнение распространилось по всему телу неприятным напряжением, появилось дурное предчувствие. Сосредоточенность во взгляде отца не заметили, потому малышка, будучи по жизни большим оптимистом, сразу обрадовалась гостям. - Дядя Эл? – Удивленно сказал она, смотря на дверь, затем радостно повторила. – Наверняка Дядя Эл! Он принес конфетки!
Каждый раз, сотрудники компании приходили с какими-нибудь подарками для ребенка. Решение было принято, что бы не травмировать малышку, рассказывая ей о потерянном старшем брате. Она не должна знать эту историю, иначе слишком многое измениться, а обычная счастливая жизнь станет обманом, результатом чей-то жертвы. Отец понимал свою ошибку, такой шаг стал для него тяжелым и болезненным... ему пришлось отвергнуть сына, который столь многое сделал для них. Каждый раз, смотря на фотографию своей покойной жены, Алан видит разочарование в её глазах. «Прости, Саманта... но мог ли я поступить иначе?»
- Ясно. – Вздохнул отец с усмешкой, поворачиваясь к довольной дочери. - Тебе не Дядя Эл нравится, тебе его гостинца нравятся.
Стоило только закончить предложение, как Хилари яростно воскликнув: «Неправда!», снова использовала своего плюшевого тигра для внезапного нападения.
- Ладно, ладно. – Успокоил её отец, приподнимая и разворачивая к выходу. -  Наверх иди, я с Элом поговорю сначала по делам, а потом тебя позову. Чаепитие устроим, ладно?
Довольно пропищав, радостно прыгая, Хилари побежала по лестнице на второй этаж, собираясь разобрать свои игрушки в комнате. Она была послушной и веселой, доверяла своему отцу, а он никогда её не подводил. Посмотрев вслед своей дочери, Алан с тяжелым вздохом, стал подходить к дверям.

Он стоял под козырьком крыши, в окружении ледяных капель дождя. «Зачем я здесь?» Молния озарила темную улицу, затем гром сотряс дрожащие окна. Странное ощущение пустоты внутри, словно ничего не изменилось. Он потратил свою жизнь, вырванную из стальной клетки только для того, что бы найти своих родных. Почему оказавшись перед дверью, за которой находилась цель всего своего существования, Блэкреал не чувствует радости, счастья или покоя? Страх охватывает изнутри, когда рука тянется к дверной ручке. Сердце забилось быстрее, пальцы уже коснулись двери, но через мгновение, резко опустились. «Я помню…» Пелена спала, дав полную картину прошлого, а осознание несправедливости, стало внутренней болью. Взгляд становился все более глубоким, задумчивым и одновременно отрешенным. Рука опустилась, отдаляясь от двери.
Ради этого я пришел сюда? Узнать причину... попытаться исправить ошибки или смириться с неизбежным. Отец, ты бросил меня. Оставил меня страдать в одиночестве, решив начать новую жизнь. Почему? Сколь многое, я сделал для вас... скольким пожертвовал ради вас... моя жизнь, была ничем без вас... почему ты решил забыть меня? Почему ты заставил меня медленно умирать? Просто дай мне ответ, дай мне шанс простить тебя. Дай мне шанс простить себя.
Кулак с грохотом опустился на дверь, затем еще несколько раз. Эмоции... если бы Блэкреал мог их передать. Обреченность, она заполняла каждый уголок, умирающего сознания. Оно сражалось, на протяжении долгих лет, стараясь сохранить свою человечность и личность. Результат был предрешен с самого начала, однако Роун оттягивал неизбежный конец, ради своих родных. От него ничего не останется, только пустая оболочка, которую куда проще умертвить... чем наблюдать за созданием, потерявшим волю... и свою душу.
Дверь покачнулась, она медленно открылась, показывая за собой обеспокоенное лицо Алана. Уставший отец, осмотрел незнакомца, который скрывал своё лицо под капюшоном и не сразу признал того, кого он меньше всего хотел увидеть. Скрытый взгляд, равнодушно смотрел на своего отца, отражая лишь холод и некоторое безразличие.
- Блэйк! – С ужасом прошептал Алан, пытаясь закрыть дверь, но твердая рука легла на неё с другой стороны, с легкостью открывая полностью. Сын без особых усилий вошел внутрь дома, который мало интересовал своим окружением. Перед Блэкреалом стоял напуганный отец, что часто дыша от переполняющего сердце страха и волнения за свою дочь, с трудом сохранял благоразумие. «Он не должен быть здесь, они должны были нас защищать от него». Что бы немного успокоится, пришлось медленно вздохнуть и тихо выдохнуть, Алану не следует делать резких движений или каким-то образом провоцировать на решительные действия. Надо только дождаться момента, когда сюда смогут прийти люди из компании... он не мог знать, что именно по их словам, сюда был направлен Роун... и никто не придет.
- Не рад меня видеть. – Печально произнес Блэкреал, горько усмехнувшись... он всё больше замечал, что стал изгоем, даже в своей семье. «Ты боишься меня... я больше не твой сын, верно?» Подняв холодный взгляд, Роун внимательно посмотрел на отца, с грустью подумав: «Да, именно так». Внутренняя боль переходила возможную грань, она перестала беспокоить, каким-то образом ощущаться или правильно восприниматься. Приходило безразличие, понимание собственной никчемности, прожитой за зря жизни. Для кого он старался? Для того, кто никогда не оценит. Своя семья, свои родители, самые близкие люди отвернулись... за что? Почему мир отнесся к нему так жестоко, сделав самоотверженность и самопожертвование, самым глупым поступком. Блэкреал понимал, но в тот же момент ненавидел, презирал... эти сильные эмоции проникали внутрь, оставляя тебя без сердца. – Где Хилари, отец?
Сколь сильно последнее слово резало уши, оно отпугивало, создавая отвратительно ощущение. Алан любил своего сына, почему сейчас это происходит? Время изменило столь многое, смотря на Блэйка... в нем не видят того доброго мальчишку, который был настоящим героем в чужих глазах. Отец не мог заглянуть глубже, страх мешал ему сделать очевидный шаг... он боялся за свою дочь, которая сейчас тихо сидит у себя в комнате. Зачем она тебе? - Её здесь нет. – Шумно сглотнув, произнес Алан, заставляя себя не дергаться и не смотреть в сторону лестницы.
Блэкреал промолчал, не поднимая головы. После недолгой паузы, он тяжело произнес. - Ты врешь. – Девочка была здесь, но скорее всего где-то спряталась. Хотелось бы посмотреть, сколь сильно она изменилась за эти годы. С другой стороны, какой в этом смысл? Она даже не узнает своего брата. Она даже не знает, что он есть.
- Блэйк, пожалуйста. – Голос Алана дрогнул, он начинал терять самообладание. Ему хотелось спрятать Хилари, увести подальше отсюда. Броситься на второй этаж, в надежде, что за ним не последуют. «Когда же они приедут, ну же? Вы говорили, что здесь есть камеры. Вы не можете этого не видеть». Надо было хоть каким-то образом потянуть время, либо попросить Блэкреала уйти. В прошлый раз он покинул дом только потому, что на него напали... но даже тогда он был готов сорваться. Сейчас от него исходила молчаливая угроза, слова были слишком спокойны, даже равнодушны и это пугало гораздо больше, чем самый громкий крик. - Оставь нас. – Алан готов был умолять, если потребуется, однако это не потребуется. Если сюда пришли с определенной целью, то отец ничем не сможет помешать.
- Ты бросил меня. – Просьбу проигнорировали, став обвинять... хотя выражение глаз говорило о том, что скорее произносят факты, не желая воспринимать что-то другое или выслушивать оправдания. Алан понимал, чего хотят услышать, вспоминал собственные слова и внутренне корил себя за мерзкий поступок. У него не было иного выбора, но теперь приходится расплачиваться. Закрыв глаза и шумно вздохнув, он тихо прошептал.
- Я искал тебя…
- Ты предал меня.  – Куда более резко ответил Блэкреал, заставляя отца вздрогнуть от холодного, сверкающего яростью, взгляда. Алану приходилось продолжать, он не хотел, что бы ситуация стала такой напряженной, но все ведет именно к этому. «Что они сделали с тобой мальчик, что они сделали...» Больно смотреть на собственного сына, который настолько сильно изменился, давно перестав быть собой. Необходимость, но почему так случилось именно с ними? Почему их история не могла закончиться, как любая сказка?
- Я хотел, что бы дочь была счастлива.
- Я продал свою жизнь ради вашего «счастья». – Раздражение чувствовалось в голосе, Блэкреал начинал терять терпение. Он пытался найти хоть что-то во взгляде отца, постараться зацепиться за слова, которые заставят боль исчезнуть, но ничего... становилось только хуже. С каждой минутой, Роун всё больше понимал, он больше не хотел сражаться за то, что у него никогда не было.
- Мы были счастливы, пока ты не вернулся. – Вырвались слова, которые стали ошибкой. Алан увидел это в глазах своего сына, он не должен был этого говорить. Дыхание прервалось, ведь он сказал правду. Хилари жила и радовалась до тех самых пор, пока не вернулся Блэйк... после этого вмешались люди из компании, превращая всю жизнь в сплошную ложь для ребенка. Отца не волновали собственные переживания, он мог бы жить ради своей дочери, стараясь ничего ей не говорить... но с появлением сына, всё разрушилось. Алан был счастлив, но не узнал тогда, своего ребенка и осознал ошибку, за которую придется очень дорого заплатить. - Блэйк, пойми... я ничего не мог сделать. Я пытался добраться до тебя, но я не смог...  Ты уже не тот... ты просто... ты... – Начав запинаться, Алан прервался. Не получилось сказать слово «не человек», в глубине души отец понимал, что это не так. Он до сих пор любит своего сына, но не может отрицать его опасность. Блэкреал замкнулся в себе, уже ничего не исправить, события сыграли против них. Алан ничего не изменит и может лишь проклинать себя.
- Я твой сын. – В последний раз, голос Блэкреала показал эмоции, столь неуловимые, но столь сильные, что отец понимал всю душевную боль с одного слова. - Я тот, из-за кого ты смог подняться на ноги. Я тот, кто пожертвовал собой, ради ваших жизней. – Смотря на отца, Роун чувствовал, что отчаяние медленно уходит, вместе со всем остальным. Становиться легче, немного свободнее, а мысли отпускает. Он устал сражаться, пусть будет, что будет... На протяжении долго времени, Блэкреал старался никогда не ошибаться, старался поступать правильно и следовать принципам, моральным качествам... но именно сейчас, после всего пережитого... ему захотелось совершить ошибку. - Когда я вернулся, мне хотелось, что бы вы приняли своего сына, помнили и любили, несмотря ни на что. Я же стал для вас тенью, которая со временем исчезнет. Вы оба забыли меня.
- Блэйк... – Отцу нечего сказать, его сын говорил так же, как несколько лет назад перед расставанием. Этого не должно было произойти, зачем он отпустил его? Бесполезно вдаваться в воспоминания, Алан уже жалел об этом... и продолжает страдать от последствий выбора. - Я хотел бы всё вернуть назад, Блэйк.
«Я не смог простить тебя... а вместе с тем, никогда не прощу себя».
Острые когти ненависти, проникали в душу, разрывая старые раны. Кровь стала болью, а оторванные куски, недостающей частичкой. Закрыв глаза, можно было ощутить собственный страх, перед тем, как потерять себя. Блэйк ощутит радость... ведь он наконец-то сможет отдохнуть и не один.
- Если уйду я... – Теплая улыбка наползла на лицо, выражая полное спокойствие. - Вы уйдете со мной.
- Чт... нет! – Он двинулся вперед, на отступающего Алана, который только сейчас осознал смысл сказанного. В глазах сына не было видно ничего, кроме безразличия. Ему действительно было всё равно, что он собирается совершить... за какие-то мгновения, он словно потерял самого себя. -  Блэйк, нет!
Они прошли рядом с лестницей, Алан сохранял почтительное расстояние, стараясь увести Блэкреала из дома. «Они не придут...» Отец осознал, что их бросили ради какого-то эксперимента, явно связанного с построением личности. У них наверняка, попусту закончилось терпение, они решили дать возможность Роуну встретиться со своей семьей. Даже зная результат, возможный риск, компания не станет вмешиваться, особенно на жилой территории. Блэкреал сделал несколько шагов рядом с лестницей, затем остановился и посмотрел наверх. Алан уловил взгляд, он мгновенно осознал, что Роун собирается отправиться к дочери, но не мог этого позволить. Не видя иного выхода, отец кинулся к своему сыну. Первый удар пришелся по лицу, едва не свернув челюсть. Блэкреал не старался, пытаясь всего лишь оттолкнуть отца. Больше всего интересовал ребенок, который прятался наверху уже долгое время, однако настойчивость человека поражала. Даже оказавшись на земле, когда пере глазами плыли черные пятна, отец все еще не давал сыну возможность подняться. – Блэйк! – Рявкнули на него, достаточно громко, что бы Хилари услышала. Она умная девочка, должна тихо посмотреть и убежать. Алан уже разговаривал с ней, он предполагал и постарался оставить возможный план действий, даже на такой случай. Блэкреал неохотно развернулся к отцу, которого перестал воспринимать, как нечто близкое или родное... он выполнял определенную задачу, которая была поставлена в самый последний момент. «Прости меня, Блэйк...» Алана приподняли над землей, грубо прижимая к стене за горло. Под капюшоном не было разумного взгляда, полная отрешенность, тем страшнее становилось от того, что без тени сомнений, Блэкреал отводит руку для удара. «Саманта, почему ты оставила нас? Без тебя... мы разрушили сами себя». Отец поднял взгляд, замечая за спиной Роуна свою дочь, которая с ужасом смотрела на происходящее. «Держись Хилари...» С жутким треском, рука пробила грудь, сминая под собою кости. Сердце не выдержало, она остановилось под таким давлением, а кровь полилась из открытой раны, окрашивая белую футболку в алый цвет. Мертвое тело отпустили, разжимая хватку на горле, спокойно наблюдая за тем, как оно падает на пол. Блэкреал видел, как девочка, со слезами на глаза смотрела на него, не издавая ни звука. Она быстро сбежала в свою комнату, стоило только Роуну развернуться.
Хилари не понимала, что происходит, она просто делала так, как некогда ей говорил отец. Сейчас, малышка даже не могла полностью осознать увиденное, для неё это стало шоком. Девочка с трудом сдерживала крик, рвущийся из груди. Она крепко держала в своих руках плюшевого тигренка, словно он давал какую-то поддержку, и старательно пыталась закрыть дверь на щеколду. Когда замок щелкнул, Хилари уже слышали шаги. Осмотрев комнату, она не нашла лучшего места, кроме как спрятаться под кровать, закрытую ящиками.
Ручка двери опустилась, но не поддалась. Несколько секунд полной тишины перед тем, как дверь с грохотом выбили ударом ноги. Девочка задержала дыхание, она боялась вздохнуть, даже моргнуть от того, что видела рядом чужой силуэт, оставляющий на ковре кровавый след. Блэкреал осматривался, но не видел поблизости девочку. Подойдя к шкафу, он потянул на себя дверцу, обнаружив свалку одежды. Развернувшись, Роун спокойно произнес.
- Хилари, выходи. – Следующая дверца шкафа была открыта и осмотрена. - Братик не сделает тебе больно.
Девочка едва не заплакала в голос, крепко сжав игрушку. Она зажмурилась, желая лишь того, что бы всё вокруг было плохим сном. Открыв глаза, малышка снова сдержалась, но слезы продолжали скользить по щекам. Увидев, что к ней приближаются, малышка не увидела иного выхода, кроме бегства. Вынырнув из-под кровати с противоположной от Блэкреала стороны, она выскользнула за дверь, поймав на себе чужой холодный взгляд.   
Выбежав на лестницу, Хилари снова увидела отца, что лежал недвижимо на ковре, пропитанном кровью. Пробитая грудь с переломанными и загнутыми внутрь ребрами, выглядела устрашающе. Отведя взгляд, громко заплакав, малышка буквально сбежала с лестницы, добегая до главного входа. Зацепившись за ручки двери, она открыла дверь на улицу, откуда подул холодный ветер и внутрь дома залетели ледяные капли дождя. Девочка была напугана, она старалась выжить, а потому буря не сможет её остановить... только чужая рука. Вскрикнув, Хилари выронила игрушку, её оттянули обратно в комнату за ногу, отбрасывая к телу отца. Увидев побледневшее искорёженное тело, девочка снова закричала, не в силах более выносить подобного. Свет люстры заслонил силуэт мужчины, он несколько секунд смотрел на плачущего ребенка, затем поставил ногу на грудь маленькой девочки, начиная сдавливать ребра. Она пыталась выбраться, но когда ребра треснули, а кости продавились внутрь, легкие заполнила кровь. Захлебываясь от боли и алой жидкости, Хилари задрожала, её глаза закатались. Последнее, что они видели, была исчезающая мужская тень, после этого, свет стал ярче, пока не заполнил всё вокруг.

Какого это, когда внутри не остается ничего, кроме всепоглощающего холода, сковывающего все клетки твоего организма?
Так вот, Дик Грейсон может легко ответить на этот вопрос.
Холодный дождь разбивался о мужской стан, длинные пряди волос окончательно налипли на изможденное лицо молодого парня, которое казалось непривычно худым и темным на общем сером фоне царящей вокруг непогоды. Ручейки дождевой влаги очерчивали дрожащие скулы и делали слишком явными залегшие под голубыми глазами синяки.
Ему было больно, он страдал, метался в беспорядке и отчаянно не мог найти свое место.
Глупый маленький мальчик... Ричард потерялся, опоздал на поезд и остался стоять в гордом одиночестве на перроне.
Страшно оказаться на обочине жизни. Ты будто попадаешь в вакуум. Мимо тебя стремительно проносится жизнь, люди, незнакомые лица, пустые, злые и одинокие. А ты смотришь на все это со стороны и понимаешь, что уже никогда не сможешь стать частью этого мира. Пытаешь ухватиться за случайно протянутую руку, но она столь быстро исчезает, что ты едва успеешь коснуться кончиков холодных пальцев.
И сердце сжимается в тугой комок, и душа ноет и болит, и мысли спутаны, и одиночество, проклятое, вязкое, тягучее, заполняет собой оставшуюся человечность, превращая тебя в комок оголившихся нервов.
Свет гаснет, сумерки сгущаются, избранной тропинки больше не видно. Будущее перестает существовать, настоящее оказывается безразличным, а прошлое — слишком болезненным, чтобы его можно было пережить вновь.
Куда идти, где свернуть? Запутался, потерялся, слишком поздно что-либо менять.
Шерстяное пальто стало тяжелым и тянуло Грейсона к земле — туда, где похоронены его родители, туда, где, быть может, ему уже самое место. Неужели судьба специально жестоко подшутила над ним, дав выжить в тот страшный день? Что ж, смейся, небесная канцелярия, смотри, как я не справился, как сдался и оказался раздавленным обстоятельствами. Да, я беспомощный слабак и не могу найти в себе силы, чтобы подняться с колен и двигаться дальше. Я устал! Слышите, мать вашу?! Устал! От того, что мои родные умирают, а близкие и друзья страдают, так как не могут помочь мне. Заслуживаю ли я этого? Нет... Конечно, нет... Я не могу быть эгоистом и жить лишь для себя. Не могу видеть, как они жалостливо смотрят на меня, как пытаются подбодрить теплым словом. Все пустое... Мне это не нужно, потому что это ничего, слышите, ничего не изменит! Я стал другим, мир вокруг стал другим. Этот город... Сколько судеб он загубил и еще загубит? Что стоит моя жизнь? Почему я должен жить, а они — лежать в могиле? Кто ответит на этот вопрос? Брюс, Альфред, Барбара, Тим или, быть может, Кас? Нет, они не смогут, они не понимают, они не знают... Не знают, что я испытываю. Ты пытался Брюс, но у тебя не вышло. Я не могу следовать по твоему пути, не могу скрывать за маской все эмоции, не могу отказаться от них. Ты никогда этого не понимал и видел во мне лишь глупого мальчишку, за которым нужно присматривать. Я был умелым актером в твоем собственном цирке. Его главной звездой. Ведь я создан, чтобы быть героем сцены, верно? Так ты сказал однажды. Вот только мне удалось заглянуть за занавес и понять, что жизнь отнюдь не всегда делится на черное и белое. Слишком много оттенков серого нас окружает. Слишком многого ты не говорил, слишком многое скрывал. И это лишь одна из причин, по которой я сейчас стою здесь.
Слезы вновь потекли из покрасневших и уставших от жизни глаз. Дик лишь встряхнул головой и запрокинул ее назад, подставляя лицо разъяренному небу. Ветер забирался под ворот пальто, заставляя ежиться от холода, руки тряслись и инстинктивно сжимались в кулаки, пытаясь согреться. Пальцы онемели и припухли, но Ричарду было плевать — он захлебывался в собственном горе, не желая выныривать на поверхность.
Губы ощутили соленый привкус слез, смешавшихся с дождем. Ему некуда возвращаться. Он стал чужим здесь, чужим для людей, которые некогда были его семьей. Очередная ошибка, плату за которую парнишка может не осилить.

«Could you tell
I was left lost and lonely
Could you tell
Things ain't worked out my way...» ©

Объятия... Крепкие, но столь ненавистные в этот момент. Барара ударилась в него, словно в гранитное изваяние. Дик не шелохнулся, даже не обнял ее. Руки парня продолжали свисать по швам и трястись от холода и нервов, терзающих душу изнутри. Ее присутствие здесь... Он не чувствовал облегчения. Он вообще ничего не чувствовал!
Что она говорит? Успокаивает? Переживает? Проклятье...
Девочка моя, зачем ты пришла сюда? Что тебе нужно, мышка? Зачем я тебе нужен? Почему ты хватаешься за идиота, который не в силах справиться с собственным прошлым и каждый раз заставляет тебя страдать? Уходи, Бабс, прошу тебя, просто разворачивайся и беги без оглядки. Потому что я не могу сделать тебя счастливой, сколь бы отчаянно не пытался и не хотел этого. Мы зашли в тупик. Нет... Не так... Я зашел в тупик, я подвел тебя и не справился. Я разбился, уперся в бетонную стену и сбил кулаки в кровь, пытаясь ее сломать. Но у тебя есть шанс развернуться и найти выход из этого лабиринта. Так воспользуйся им. Чего стоишь?! Уходи! УХОДИ И НЕ БУДЬ ДУРОЙ, БАРБАРА ГОРДОН!
- Бабс... - сильные мужские руки, дрожа, сжали хрупкие плечи девушки. Дик заглянул прямо в глаза Барбаре, и этот взор был преисполнен боли, скорби и отчаяния. - Уходи...
Он плотно сжал зубы и зажмурился, отталкивая ее назад и отступая на несколько шагов. В небесах грянул гром, лишь сильнее усугубляя трагизм ситуации. Дождь беспощадно бил по лицу. Ему было все равно.
- Не нужно было приходить сюда. Я надеялся найти ответы, но... Как глупо! - он засмеялся и обхватил голову руками, сцепляя кисти за затылком. Грейсон повернулся к Гордон широкой спиной. Промокшие насквозь шерстяное пальто и брюки очерчивали мужественные рельефы, которые сейчас отчаянно не сочетались с израненной душой напуганного ребенка. - Ты права...
Ричард бросил измученный взгляд на надгробия родителей, шумно и сдавленно выдохнув.
- Они здесь... И это моя вина. А в будущем тут можешь оказаться ты, Кас, Тим, Альфред или даже Брюс! Смерть ходит за мной по пятам, Бабс. Неужели ты не видишь? Неужели не понимаешь, что мальчишка, который некогда нагло первый раз поцеловал тебя, приносит с собой лишь боль и одиночество? Я знал, что совершаю чудовищную ошибку, возвращаясь в Готэм, но не подозревал, насколько плачевными будут ее последствия.
Он пнул лежащий в раскисшей земле камень, заставив его отлететь на несколько метров в сторону. Руки сцепили волосы на затылке, стягивая их в тугой мокрый хвост. Жест, преисполненный отчаяния и беспомощности. Он один. Рядом с Диком сейчас находится самый близкий человек в его жизни, но он все равно чувствует себя одиноким и опустошенным. Почему? В чем причина? В нем? В них? В этом проклятом городе? Видимо, здесь попросту нет места человеческому счастью.
- Мы пытались... И я люблю тебя, Барбара. Всегда буду любить. - он вновь повернулся к ней лицом, опуская руки. - Но я не могу так рисковать. Не могу подвергать всех вас опасности. Я не Брюс, я совершаю много ошибок, которые могут стоить вам жизни. А я этого не вынесу. Хватит с меня смертей. Лучше я, чем вы.
Еще один голос, разрезавший повисшую в дождливом небе тишину. Кассандра. Давно она здесь? Сколько успела услышать? Такое чувство, что семья решила возродиться в том месте, где она некогда пала от холодной руки Смерти.
Неважно... Все это уже не важно, потому что мужское сердце больше не может выдерживать столько боли. Хочется закрыть глаза и погрузиться в пустую бесконечность, навсегда...

«Wish the best for you
Wish the best for me
Wished for infinity
If that ain't me...» ©

The xx - Infinity

Тоннели, бесконечные, тянущиеся во мраке под городом, выплетающиеся в витиеватые узоры, рисующие причудливые повороты и тупики не хуже критского лабиринта. Люди в желании своем зарыться поглубже под землю напоминают крыс или кротов. Им всегда не хватает места. Им вечно мало и они рвут на клочки пространство, подгребая под себя все, докуда дотянутся их руки. Жадность и гордость, переплетясь между собой, порождают чудовищ гораздо страшнее тех, что жили когда-то в воображении древних. Им нет числа, у них нет слабостей, они не чувствуют усталости и не желают ничего кроме того, чтобы заполучить в свои сети того, кто сбился с пути, ослаб и запутался. Пороки нового тысячелетия сильны и мерзки, они пустили свои ростки на плодородной почве, расцветая ядовитыми соцветиями похоти и ярости.
Весь мир отвернулся от того места, которое раньше носило имя Готэм. Сейчас же ему больше подошло бы одно из имен библейских городов падших от гнева создателя. Только вот с ангельским гласом сюда никто не торопился, и казни египетские не спешили обрушиться на головы тех, кто оставался за стенами полуразрушенного гиганта, теряя остатки человечности и собственной личности. Жители рвали друг друга на части с остервенелым удовольствием. В их истерии чувствовался след тех, кто темнее собственных потерянных душ. Кто приложил руку к этому безумию, мне было не интересно. Я знала, что это один их них. И было жаль лишь того, что я не могу стереть с этих улиц и лиц всю тьму, что бурлит и клокочет, словно колдовское варево, распространяя смрад и зловоние. Нельзя спасти того, кого уже коснулся мрак Безымянных. И что будет с городом мне не ведомо.  Моих сил теперь не достаточно, чтобы удержать протоки времени. Они текут сквозь пальцы, проходят сквозь меня и я не в силах задержать их. Я не знаю, что будет ждать меня завтра. Эта истина скрыта от меня. Но я знаю, что мне делать сейчас.
Темные тоннели старого метро, старый город, который хранит тайны, о которых мало что известно живущим на поверхности. Они прячут то, к чему рано или поздно приходят мои братья и сестры. Яма Лазаря. Она похожа на яркий светоч, сияющий во тьме веков и влекущий к себе. Зовущий прикоснуться к его водам, погрузить руки в нутро, почувствовать мелодию всех веков, сводящую с ума, дающую силу и власть. Малую толику того, к чему стремились Безымянные. Там за одним из поворотов покоится поток, берущий силу из места, что так и не стало доступным для них. Колодец Грехов. Место породившее нас и погубившее многих.
В тишине гулких коридоров слышен каждый шорох. Мне не нужно видеть для того, чтобы понять кто приближается. Я чувствую всепоглощающую тьму, ту, что может сожрать изнутри и поселить неизгладимый ужас в сердце. Я слышу, как по тоннелю идет один из Безымянных. Тот, что обосновался в Готэме, тот, кто имеет связь с Головой Демона. Была ли я только частью их плана или же они просто попытались убрать меня как лишнюю пешку с доски судеб? Для чего сместили баланс так, что мир накренился и встал над пропастью? У меня не было ответов ни на один из этих вопросов, но я знала, где могу их получить.
Бесшумной тенью скользнув из укрытия я оказываюсь рядом с одним из клана. Он замечает меня слишком поздно для того, чтобы успеть скрыться или защититься. Всеклинки яркими вспышками загораются во тьме, и я слышу свистящий шепот:
- Это невозможно! - в его глазах, темных, как и мои, застыл немой вопрос.
- Что именно, - шиплю я в ответ, пока мой серп чертит тонкую полосу на его шее, - то, что я жива или то, что меня слушаются всеклинки?
- Ты никогда не умела вовремя остановиться сестра, за это и поплатилась.
Меня поднимает в воздух и со всей силы, на какую способен мой «брат», прикладывает к стене. Я успеваю лишь сгруппироваться и уйти в тень. Тьма во мне ревет и просится наружу, но пока я не могу позволить спустить ее с поводка.
- Я могу не видеть тебя, но, сколько ты продержишься в нынешнем своем состоянии? Час, полтора? Ты слаба. Почему ты просто не издохла, когда пришло твое время?
Я вижу – он боится. Не смотря на то, что его силы превосходят мои, родич прекрасно понимает, что я осталась воином, с которым нужно считаться. И еще его пугают всеклинки. Я сама до конца не поняла, как смогла их призвать. Но с ними теперь все станет гораздо проще. Главное, не прекратить его жизнь раньше, чем смогу получить ответы на свои вопросы.
- Видимо, это было не мое время, - я появляюсь у него за спиной и длинные, похожие на руки отростки тьмы обвивают его и стягивают, поднимая высоко над моей головой, туда, где облупилась и облезла краска старого, когда-то оштукатуренного, потолка. А затем со всей силы его тело швыряет о землю. В воздух взвиваются клубы пыли и мелкого щебня. Моя нога прижимает его к полу, не позволяя шелохнуться. Всеклинок снова ласкает его шею.
- Вам теперь навсегда закрыт путь к Колодцу Грехов. Вы никогда не сможете подчинить силу, что на заре времен породила нашу касту. Мрак и без того силен, а вы нарушили все возможные табу и теперь я с радостью уничтожу то, что от вас осталось. Но сначала ответь мне на мои вопросы и я, возможно, убью тебя быстро.
- Тебе никогда не стать той, кого пыталась вылепить из тебя Дукра, - почти выплевывает он мне в лицо слова.
Боль приходит так внезапно, что я не понимаю поначалу что произошло. Только, кажется, будто меня прихлопнули молотом от наковальни. Боль разрастается откуда-то из живота, расползаясь длинными липкими пальцами по всему телу и, когда я опускаю взгляд, то вижу, как рука Безымянного почти по локоть вошла в меня. Тьма, ползущая от нее, рвет меня изнутри и в голове взрываются тысячи ярких вспышек разом. Перед глазами все меркнет и, почти уже не видя, я наобум ударяю всеклинком туда, где должна быть голова моего брата.
Я понимаю, что все закончено только тогда, когда в легкие горящие огнем врывается первый, скомканный и с трудом проталкивающийся внутрь глоток воздуха. Серпы из рук исчезают и, на секунду, мне мерещится, что по ним пробегает тонкая темная нить, похожая на руническую вязь, поверх живого тягучего золота клинка. Стоя на коленях, я пытаюсь отдышаться, глотая воздух с такой жадностью, будто нищий, выискивающий мелкую разменную монету из придорожной пыли.
Я пришла сюда получить ответы на те вопросы, которые терзали меня. Я думала, что была так близка. Но оказалось, что к смерти гораздо ближе, чем ко всему остальному.
И что он хотел сказать, когда упомянул мою мать?
Мне нужно было убираться отсюда, чтобы восстановить силы и успокоить тьму. Только для начала требовалось отдышаться и подняться с колен. Заставить себя подняться.

Возможно ли такое? Или я просто перебрал вчера вечером? Нет, все намного сложнее.  Проклятье! Не стоило быть таким наивным... Призраки прошлого — они всегда наступают на пятку, если вовремя не прострелить им бошку.
Нужно было покончить с этим давно, не дать возможность тьме расползтись по миру. Я пообещал, сам принял этот путь, а теперь...
Впрочем, какое мне вообще дело до всего происходящего? Долг, ответственность, угрызения совести - не про меня. Я уже больше не пай-Робин-мальчик, над которым висела тень грозного и молчаливого учителя. Слышишь Брюс? Ты бы сейчас однозначно посмеялся надо мной, верно?
Рассуждаю о долге, пытаюсь найти свой путь, хотя толком не представляю, в каком направлении мне двигаться дальше и какой путь выбрать. Да, посмейся, я запутался и совершил ошибку. К счастью, я не собираюсь убиваться и закрываться в собственном особняке от окружающего мира, ведя скучные беседы со стариком-дворецким. У меня есть пушка и огромное желание спустить курок. Это не раз спасало задницу. Вот он, мой путь и принципы. Возьми на заметку. Я лично разгребу дерьмо, потому что, в отличие от тебя, не боюсь замарать руки.
Джейсон бежал быстро, предпочитая не оглядываться назад. Дыхание Красного Колпака было сбивчивым и неровным, сердце бешено стучало в груди, выдавая внутреннее напряжение и настороженность антигероя. Он чувствовал их присутствие, ощущал сгущающуюся над Готэмом тьму. И причиной этого служил вовсе не тот болван, который пытался изнасиловать в проулке довольно симпатичную блондиночку.
Хищно усмехнувшись, Тодд на мгновение остановился. Рука неуловимым движением выхватила из кобуры пистолет. Раздался выстрел, послышались истеричные женские крики. Блондинка осела на заснеженный асфальт, пытаясь судорожно оттереть забрызганное чужой кровью лицо. Пуля прошла на вылет через череп гребаного извращенца, который пал замертво своей мерзкой мордой в снег.
- Не стоит благодарности. - он пожал плечами, словив напоследок испуганный взор красотки, после чего сунул пистолет обратно в кобуру и продолжил свой путь.
Безымянные... Древнее зло, пытающееся покорить этот мир. Кучка ублюдков, возомнивших себя Богами. Им противостоит древний орден — Всекаста. Кто бы мог предположить, что воскрешение Джейсона не было простой случайностью.  Талия неспроста поместила его в Яму Лазаря, а затем боролась за возвращение утраченной Тоддом души. Он стал учеником великой Дукры, воспитанником Всекасты, обладателем Всеклинков, несущих смерть любому из Безымянных. Вот только, все оказалось несколько сложнее, чем он предполагал. Как обычно, великая цель скатилась до банального противостояния, от которого Джейсона начинало мутить. Ситуацию усугублял тот факт, что Дукра о многом не рассказала парню. В любом случае, всех тайн не суждено было узнать — всех членов Всекасты уничтожили Безымянные. Что они замышляют? И почему именно сейчас вернулись в разрушенный после землетрясения Готэм?
Джейсон ловко перепрыгнул через обвалившееся ограждение и нырнул в образовавшуюся после взрыва дыру в асфальте. Он знал этот путь, следовал за велениями собственной души, которая разжигала в парне желание побороть проклятую тьму. Руки сами тянулись к скрытым в пространстве всеклинкам. Нужно быть осторожнее.
Яма Лазаря... Он ощущал ее присутствие, а внутри тем временем все содрогалось, напоминая парню чудовищные мгновения собственного возрождения. Что ты приготовила мне тогда, Талия? Зачем вернула к жизни? Чтобы я безропотно стал оружием в твоих руках? Мальчиком на побегушках, исполняющим чужую волю? Извини, но в таком случае ты ошиблась, ибо я не повторяю собственных ошибок. Никогда...
Чем глубже он спускался под землю, тем отчетливее ощущал присутствие посторонних. Тьма окутывала его, сдавливала сосуды, заставляя пальцы холодеть. По позвоночнику пробежали мерзкие мурашки. Джейсона передернуло. Парень лишь сильнее сжал кулаки и свернул в узкий проход.
Возможно ли? Нет...
Он остановился и замер, изучая то, что открылось скрытым под красным колпаком голубым глазам.
Стало тяжело дышать. Джейсон снял Колпак и сорвал с глаз маску, позволяя скупым остаткам кислорода ласкать распаленную кожу. Здесь, под покровом зловещей тьмы, не нужно было переживать о сокрытии собственной личности. Да и Безымянных не остановят эти бесполезные фокусы.
Всеклинок активировался у него в руке, обнажая свое лезвие. Они близко...
Он начал медленно пробираться дальше. Впереди маячила странная фигура, которую было сложно рассмотреть во тьме.
Робкий источник неонового света вспыхнул в его руке, освещая мрачные скалистые стены.
- Не знаю, кто ты. Но твое путешествие здесь закончится, Безымянный...
Лампа упала на пол, вторая рука сжала рукоять могучего оружия, в то время как скулы парня передернулись, а зубы скрипнули.
- Ты?! - Разве такое возможно? Я думал, все кончено... – Что ты здесь делаешь, Сущность?

Удар, еще один, а затем еще.
Дик так ловко орудовал дубинками эскримы, что уловить его движения становилось практически невозможно. Несмотря на ноющую боль в предплечье, он кривил губы, закусывая их до крови и рвался с новыми силами в бой. Рвался лишь для того, чтобы забыться и хоть как-то оправдать собственный проигрыш. А он проиграл.
Блэйк уничтожил его, вывернул наизнанку, вытравил все то, чем некогда дорожил глупый и доверчивый парнишка.
Сердце так гулко билось в груди, отдаваясь болью в висках, что Ричард начинал натурально задыхаться. Нет, он не устал. Мышцы были в здоровом тонусе, руки делали свое дело, а ноги путали соперников, не давая им возможности подобраться близко.
Он наклоняется и наносит удар в солнечное сплетение наконечником эскримы, заставляя очередного бугая согнуться пополам и вырыгнуть недавний обед на асфальт подземки. Очередная серия ударов содрогает его скулы, заставляя взвыть от боли. Найтвинг колотит самозабвенно, кровь окропляет наконечник. Ричард разворачивается и ударяет наотмашь ногой по черепу ублюдка, заставив его прокрутиться в воздухе и упасть на холодный и мокрый пол. Враг потерял сознание.
Дик обернулся. Его лицо было забрызгано багровыми пятнами, он тяжело дышал, а с губ срывался угрожающий рык загнанного в угол зверя, готового порвать всех присутствующих на куски.
Так выглядит человек, душу которого в очередной раз разорвали на части и выбросили, словно ненужную вещь. Последней каплей стало предательство Кассандры, спланированное, подлое, сделанное исподтишка. Ведает ли она, в какую игру ввязалась, и как дорого ей придется заплатить. Согласна ли она на эту цену?
Поздно было делать какие-либо прогнозы. Враги отступили в сторону, всматриваясь в угрожающее лицо героя, скрытое под маской Ночного Крыла. Хотелось забыться, полностью погрузиться в пыл жаркой схватки, спалить себя без остатка, оставив лишь пепел на поле сражения.
Смех. Дикий, пробирающий до внутренней дрожи, вселяющий страх и ужас.
Ричард оборачивается, не желая верить собственным ушам. Хотелось молить лишь об одном — безумного Клоуна не должно здесь быть!
Нет.
Маниакальная улыбка, глаза, горящие безумным огнем, и смех, являющийся последним звуком, который ты слышишь перед смертью. Сомнений не было. Джокер не умер, он вернулся, и у него масштабные планы на этот город.
Внезапно для самого Грейсона картина происходящего из разрозненных осколков принялась складываться в единый пазл. Столкновение враждующих группировок, Блэйк. Предательство Кассандры. Их заманили сюда. Все было спланировано заранее и разложено по полочкам в ожидании того, как двое недотеп нарушат призрачный порядок, создав всеобщий переполох.
Они вошли в клетку, и ее дверца захлопнулась. 
- Джокер...
Перед глазами поплыли картины того проклятого дня, когда Клоун тащил его за ногу, избитого, раненого, уничтоженного по территории цирка Хэйли, рассуждая о судьбе Дика Грейсона - человека, скрытого под маской Найтвинга. Тогда он уже знал... Райя была мертва, как и большая часть его друзей-циркачей. Дику хотелось умереть, но у судьбы были на этот счет другие планы. Брюс спас их, но Дик не простил его. Ситуация не изменилась даже столько лет спустя.
Ричард ринулся вперед, желая покончить со всем раз и навсегда. Он был готов совершить прыжок в направлении Джокера, но проклятая псина Роуна преградила дорогу, впиваясь в своего врага стальной хваткой острых зубов. Дик не удержал равновесие и повалился на землю, вставив в челюсти одну из дубинок. Собака надавила лапой на рану, заставив Найтвинга вскрикнуть и зажмуриться от адской боли, сковавшей тело героя.
- Уйди прочь, скотина несчастная!
Боковое зрение уловило движение в стороне. К Найтвингу решительно приближался враг, встречи с которым он ждал и желал избежать одновременно - Блэйк. Дику не успеть среагировать вовремя. Это конец, верно? Все закончится здесь? На мокром асфальте? Совсем как тогда... Символично...
Темная тень сносит с ног врага прежде, чем он достигает своей цели.
- Блэк Бэт!
Она спасла его, оставив возможность для маневра. Ричард объединяет дубинки эскримы, превращая их в посох и давая себе дополнительный рычаг для рывка. Мощным броском он откидывает пса в сторону, больно ударив тушу об асфальт. Точный удар посоха приходится по челюсти, заставив зверя взвизгнуть и попятиться назад. Больше он не станет атаковать.
Джокер смеется, разыгрывая очередное представление. Дик сглатывает нервный ком, подступивший к горлу. Ситуация начинала выходить из-под контроля, и его это беспокоило. Нужно выбираться отсюда и как можно скорее.
Спутавшийся комок мрачный теней в лице Блэйка и Кассандры продолжал невнятную борьбу. Ричард был уверен в боевых способностях сестры, но знал, что этого будет не достаточно. У него есть возможность лишь для одного рывка, и Кас дает ему ее, указывая в сторону главного противника.
Автоматная очередь режет слух. Нельзя терять концентрацию. Найтвинг выжидает, после чего выбрасывает сюрикен, выбивая орудие из рук безумного Клоуна. Ричард отталкивается от посоха и выбрасывает тело вперед, стремительно приближаясь к Джокеру.
Удар.
Он падает на землю, ощущая чудовищную боль в затылке. Волосы намокают. Дик прислоняет ладонь к затылку и ощущает влагу на собственной руке. Раздается знакомый, пробирающий до костей смех. Стальная труба падает рядом с его телом. Ричард видит приближающиеся ноги одного из преступников, которые расплывались перед затуманенным голубым взором. Подлый удар под дых заставляет парня согнуться пополам. Его хватают за волосы и поднимают, заставив встать на колени перед Клоуном.
Глупый, испуганный мальчишка, который в очередной раз поддался собственным эмоциям.
Ты единственный из них, кто самозабвенно пытается окружить себя людьми и видит в этом смысл собственного существования. Ты жаждешь человечности. Проблема в том, что люди всегда предают, птенчик.
Слова Джокера вновь отчаянно всплыли в голове. Лишь сейчас Дик осознал вложенный в них смысл. Осознал, что он проиграл...

Враждебность, пытающаяся заглушить удушающий и неловкий страх...  Ярость,  затушенная в пепельнице ужаса... Безумие, лицезревшее и скрывающее панику... Он считывал весь этот сброд так просто, что вновь и вновь хотелось дьявольски гоготать, перекрывая всю эту какафонию умопомешательства... Такие амбициозные и так просто загнанные сюда... Скот, который привели на убой... Кто хочет немного свининки? А говядинки? Или петушатинки? Вон тот ведет себя совсем как петух. А как кукарекает. С простреленным языком интересно сможет также? А мышата, мышата! Вы только поглядите, как пищат и барахтаются. Нет ничего забавнее летучей мышки прыгающей по земле... А уж если ей подпортить крылья и лапки... Интересно, как будет она вести себя тогда? М? Может стоит проверить?
Чем более хаотичным становился мир, тем все больше Джокер ощущал себя на своем месте.  Тем все более его охватывало чрезвычайное, неописуемое опьянение успехом очередного своего гениального плана,  пестревшего перед ним обилием цветовой палитры воображения. Ох, как он повеселится, как поглумится... Все, все, все должны помнить, что есть такой смех, который лучше никогда не слышать. Либо же - быть на его стороне. А не поступать так, как поступили банды, которых он загнал сюда.  Перетравить бы их всех одним махом, но... сначала можно немножко послушать, сыграть в паиньку... поупиваться извинениями...Разве можно отказывать убогим в унижении перед смертью? Пусть целуют мои ботинки - а то, кажется, кто-то слишком заляпал их своей кровью.

— Что-то вы слишком притихли, —  клоун говорил громко и четко бросал слова, зная, как сильно ударяются они о тупые головы собранного здесь общества. — А я ожидал, что сейчас вы толпой падете передо мной на колени, умоляя пощадить вас, ради былых заслуг, тетек, дядек, неоплаченных счетов... Кстати о счетах. Вы все должны мне. Кто хочет первым рассчитаться?

Глаза, которые похоже имеют лишь один цвет - глубокой и вязкой тьмы, пробегаются по воззрившемся на него людям, и естественно не находят то, чего желают. Но это не мешает Джокеру обнажить желтые зубы, растягивая губы в кровожадной, довольной улыбке. Будто бы ему только что преподнесли подарок, который он так давно ждал... Будто бы именно этого он и хотел.

— Джокер сдох давно в своем убогом цирке, — заговорил кто-то низким голосом. Это был высокий, огромный негр, чей левый глаз пересекал шрам. — А ты всего лишь жалкое пугало, которое пытается занять его место. Но баста! Мы сами правим Готэмом. Нам не нужен для этого разукрашенный псих... Тем более подражатель...

Смех клоуна скрипнул и... погас. Лишь глаза сверкнули в спящем жерле глазниц...

— Так значит... подражатель? — интонация его голоса стала мягче, но более вкрадчивой и влекомой к какой-то потаенной мысли, которая желала вот-вот воплотиться в реальность. — Знаешь, я вот задумался, о том... а вдруг ты прав? Каюсь, каюсь! Вы меня раскрыли! Снял бы маску, да увы, — демонстративно трогает шрамы около рта. — Не получится. Что же вы со мной сделаете? Сдадите властям? Бэтси? А может... убьёте? Или же... — клоун спрыгивает с платформы, отдавая кому-то в руки свой автомат, идя прямо к тому, кто некогда назвал его подражателем.

Все отшатывались от него, как от чумы. А он и не смотрел вокруг, его интересовал лишь один, чья мысль веселилась и развлекалась в черепушке столь странного гения. Когда клоун добрался до головореза, тот и бровью не повел, глядя сверху вниз, на того, кого не считал Джокером. А зря... Ох, как зря.

— Так что же ты сделаешь с подражателем, а? Гляди-ка, я совсем безоружен, решил сдаться сам... — поднятые руки, наклон головы, усмешка. —  Но может перед этим... немного посмеемся? Над твоей умной рожицей, например...

Негр накланяется, будто собирается просто взять и раздавить вечно болтающего клоуна, утратив всякую бдительность. И это его ошибка. Искрой сверкает в ладонях Джокера маленькое, тонкое лезвие... И лишь шмякнувшееся перед ним тело говорит о меткости незамеченного выпада. А затем клоун развлекается тем, что вновь и вновь вонзает нож в захлебывающегося в собственной крови головореза. Снова и снова... Сколько раз? Не сосчитать... А вот копам точно будет, чем заняться, если они сюда явятся. Интересно, как там чертяга Гордон? Булькающиеся звуки и хрипы стихают вскоре, а перепачканный в алом злодей выпрямляется и дружелюбно улыбается притихшим собравшимся.

— Кто-то еще блещет гениальными мыслями? Ну же делитесь, не стесняйтесь... Я выслушаю всех, — бурлящие наслаждение так и сквозит в каждом выдохе и вдохе  говорившего. Но внимание с его персоны неожиданно перескакивает на пса Блэка, который с остервенением и силой вцепился в одну из летучих мышек.

Воспользовавшись всеобщим замешательством, клоун прыгнул на платформу, возвращаясь на свое почетное место и отнимая у кого-то пистолет. Крик возмущения - выстрел в упор. Не церемонясь. Но как бы не любопытен был исход поединка животного и Грейсона, Джокера привлекает клубок из тел Блэк Бэт и Блэкреала. В чем-то убеждается, с чем-то соглашается. Хм... Я не ошибся, решив, что все не просто так в этом театре абсурда...
А из его пальцев выскакивает оружие... чьим-то ударом, чьим-то вниманием. Тогда клоун медленно оборачивается к источнику, изучая то, что видит. Сколько же ненависти под маской. Юношеской и занятной. Бэтси и как ты его учил? Попытка нападения провалена, битва мышонка - окончена. И это столь забавно, что безудержный смех сотрясает тело Джокера, пока парня тащат к нему. Кто-то решил выслужиться, сохранить себе жизнь, играя на стороне безумца.  Но разве я замечу это?

— Ну здравствуй,  крошка Дик, — одним лишь взглядом клоун отгоняет прочь того, кто поспешил помочь Джокеру, остановил нападение Найтвинга. — Как там Бэтси? Уверен, вы скучали по мне. А как я скучал по вам!  Н-е п-е-р-е-д-а-в-а-е-м-о! Мхрхрхр. Не думал, что ты оправишься после нашей последней встречи... Вспоминаешь Райю, кстати? Милая девчушка, давненько ее не видел... А как она сопротивлялась, когда я изучал ее после воскрешения... Ай-яй-яй. Приходилось наказывать. Да и что тут поделаешь, верно? Нужно будет найти ее, посмотреть какой теперь стал ее нрав...

Ловит эмоции, довольствуется увиденным, ходит туда-сюда перед Найтвингом, будто в экстазе.

—  Так где же твоя радость, а? Почему не смеешься? Не веселишься! Ты ведь рад меня видеть, признайся! — Джокер поддевает подбородок Грейсона, заставляя его смотреть на себя. — Как думаешь, Бэтси расстроится, узнав, что на двух мышек в его отряде сегодня станет меньше? Что скажешь? Или скажешь кое-кому другому? Ох, я уверен он захочет с тобой поговорить, а пока... — подлый, грубый пинок ногой в живот. заставляет Найтвинга свернуться пополам, в то время как клоун оборачивается и кричит куда-то:

— Блэкииииииииииииии! У меня есть для тебя подарок! Советую тебе поторопиться, а то мне кажется, что он вот-вот вырубиться. И не забудь захватить свою очаровательную подругу-мышку. С ней я бы тоже пожелал бы побеседовать. А вы, —   злодей снова замечает уставившихся на него головорезов. — Выдохните пока, папочка немного занят. Развлекает гостей... Есть возражения?

В ответ ему - лишь напряженное молчание, которое абсолютно никто не решается прерывать.

— Вот и славненько, — он хлопает в ладоши, не прекращая делать лишь одно.

Улыбаться.

Жутко. Кровожадно. Как всегда.